– Я не вру. Ничем и никем не надо жертвовать. Просто позволь твоим сестрам любить тебя. Принимать тебя. Делать тебя счастливым.

Она смотрела ему в зрачки блестящими умоляющими глазами:

– Пожалуйста, брат. Пощади, и мы… одарим тебя всем, что пожелаешь.

Над холмом, в прояснившемся синем небе, медленно поворачивался пестрый вихрь.

* * *

Эгле успела отступить в сторону и пригнуться за сухим кустарником, белым от инея, колючим. Воя моторами, по трассе пронеслись три автомобиля и три мотоцикла, целый кортеж. Эгле успела заметить трепыхающиеся самодельные флажки – текст на скорости не читался, но Эгле знала, что там было написано.

Они гнались за Ивгой. За одной-единственной рыжей Ивгой на ее «Кузнечике». Эгле заорала, запрокинув голову, сжав кулаки; они не слышали ее вопля, моторы ревели, унося их вперед на дикой скорости.

«Спасти нельзя. Шансов нет».

Ей вспомнился запах бензина в заброшенном доме и надпись «Новая Инквизиция» на ее животе. Эгле побежала – прочь от дороги, в горы. В лес. В глушь.

* * *

Туман стелился над дорогой, туман с привкусом гари. Туман заволакивал сознание. Погоня приближалась, но и место, где она высадила Эгле, отдалялось. Нет, девочку не найдут. Только бы она не заблудилась.

Их машины показались в зеркале заднего вида – два внедорожника-«Быка», спортивный «Волк», три мотоциклиста. Над крышами мотались самодельные вымпелы. Ивга едва успела их разглядеть, как хлопнул выстрел, и «Кузнечик» повело. Ивга вывернула руль – интуитивно, машину закружило на пустой трассе, сработала подушка безопасности.

Когда Ивга в следующий раз открыла глаза, они уже были рядом. Мотоциклист в шлеме целился из двустволки в упор:

– Выкинь оружие!

Ивга вытащила из кармана куртки и бросила на дорогу пистолет Мартина. Помотала головой, приходя в себя. В ушах звенело, но в целом она поживала сносно: выбирая машину, Клавдий полагал безопасность главным условием.

Оба ее одноклассника были здесь: Лысый и Менеджер. Но братья… братьев, к счастью, не было.

– А где вторая?!

– Понятия не имею. – Ивга прижала ладонь к лицу, будто пытаясь убедиться, что глаза и нос на месте. – Она такая же ведьма, как любой из вас.

Лысый и Менеджер переглянулись.

– Трибунал Новой Инквизиции приговорил тебя к смерти, – сказал Менеджер. – Приговор будет исполнен немедленно!

– Напиши без ошибок слово «трибунал», – сказала Ивга, – и мы, может быть, договоримся о переэкзаменовке.

Он хотел бы ее ударить. Но не посмел. Ивга видела таких студентов – указание на их невежество бесило их. Но в глубине души они плакали о своем невежестве.

– Васил Заяц, – медленно сказала Ивга. Он дернулся: она вспомнила его имя.

– Тебе досталось. – Она кивнула. – Ты ведь не родился уродом и садистом. Тебя таким сделали.

– Ты бы заткнулась, – сказал он, трясясь.

– У тебя все нормально в семье? Дети? Работа?

– Заткнись!

– Тогда зачем ты хочешь насиловать? Я не обвиняю. Но ты понимаешь, что с тобой, человеческим существом, происходит?

У него исказилось лицо, и Ивга поняла, что пора замолчать. На ринге она против него не выстоит, особенно после подушки безопасности в лицо.

Мотоциклисты выгружали из внедорожников канистры с топливом и вязанки дров – натуральных, собранных в лесу. Не хотелось бы, чтобы они в деталях подражали тому ролику, тоскливо подумала Ивга. Холодно… И очень мерзко.

Они совещались – по-видимому, ровно о том, о чем она подумала. О деталях. Тридцать лет назад они, конечно, соблюли бы канон даже на снегу, но с тех пор присмирели. Они совещались и, кажется, ссорились, а Ивга думала: жив ли Мартин. И где сейчас Эгле.

Эти люди демонстрировали друг другу готовность, цинизм, жестокость. Но видно было, что публичных казней они до сих пор не устраивали. До сегодняшнего утра. Ивга поглядывала в сторону байкера с двустволкой: его, кажется, легко было спровоцировать. Пиф-паф, нарваться на выстрел в упор.

Лысый будто почувствовал ее намерение. Вдвоем с кем-то еще они взяли ее под локти, потащили к сосне у дороги, завели руки назад и защелкнули на запястьях наручники.

Туман в ее голове рассеялся. Теперь она не могла понять, как здесь оказалась. Как завела сама себя в глухой кошмарный угол. Слишком спокойно жила, слишком привыкла к безопасному миру, в котором «дорогая госпожа Старж» была уважаема и ценима, как императрица. Что за изломанные пути, что за старая, не до конца осознанная вина, что за стремление к саморазрушению? К искуплению – чего?!

Разгрузив дрова, они отогнали подальше свои машины, покосившийся «Кузнечик» так и остался стоять на обочине. Пыхтя, они обложили ее вязанками – при этом, кажется, избегали смотреть друг на друга. Потом один вытащил видеокамеру.

– Прикрыли рожи, – сказал другой.

Они поспешно натянули кто мотоциклетный шлем, кто матерчатую маску с прорезями для глаз и рта, кто шарф почти до бровей.

– Номера в кадр не войдут? – спросил один из мотоциклистов, очень молодой. Ивга вдруг поняла, что это сын Васила Заяца, Менеджера. Сын. Семейный подряд. А не было ли юных ведьм в их семье?!

– Номера потом замажем, – сказал оператор.

– Васил, – сказала Ивга. – Если девочка рождается ведьмой, это не ее выбор, ты же помнишь?

– Заткнись!

Они облили дрова бензином. Остановились вокруг, тяжело дыша. Один из них приколол Ивге на куртку бумажный листок с надписью «Новая Инквизиция».

– Ты зло, ты грязь, – сказал юноша глухо, из-под шлема. Ему было не больше двадцати.

– Твоя сестра ни в чем не виновата, – сказала Ивга.

– Заклейте ей рот! – заорали несколько голосов.

– Зачем вы делаете это с собой?! Вы же люди, зачем вы так себя калечите? Вы себя уродуете, вам еще не поздно сейчас остановиться!

Васил Заяц поджег самодельный факел. Воздух, и без того провонявший дымом, сделался еще зловоннее. Они передавали огонь от одного к другому, теперь факелов было восемь. Оператор снимал с плеча, умело и не без фантазии: прежде, наверное, он снимал свадьбы и детские праздники.

– Наказание будет тяжелым, – с дрожью в голосе сказал Лысый, которого раньше звали Пек Груздь.

Ивга напрягла спину и плечи, пытаясь вырвать из камня полувековую сосну; факелы одновременно поднялись, одновременно опустились, дрова занялись во всех сторон…

Порыв урагана сорвал языки пламени, как срывают тряпки с крюка. Факелы и едва занявшиеся дрова залились дымом и погасли. Новый удар ветра разметал дрова и подхватил людей, подбросил, завертел, швырнул на дорогу, в то время как видеокамера продолжала кружить, как осенний лист. Вихрь потащил машины, перевернул, опрокинул. Пыль и пепел закрыли небо; вокруг летали вырванные с корнем кусты, камни, ветки, охотничьи ружья. Люди цеплялись друг за друга, пытаясь удержаться, и орали в голос, заглушая вой ветра. Их тащило то волоком, то поднимало над землей и роняло снова, и наконец швырнуло метрах в пятидесяти от сосны, посреди дороги. По-прежнему воя, они кинулись к машинам и покореженным мотоциклам, насилу завели один внедорожник, набились внутрь и укатили, истерически ревя мотором. Остались в живых. Повезло.